Дмитриева Е.В.: Метафизическая поэзия и трансперсональный опыт (на примере творчества И.А. Файнфельда)
Трансперсональное (англ. transpersonal) – термин, применяемый в трансперсональной психологии для описания явлений, характеризующихся расширением сознания за пределы привычного «я» и за границы времени и пространства [5, с. 925]. Переживание отождествления «я» с онтологической первоосновой мира (Бог, Абсолют, Космическое сознание и т.д.), преодоление субъект-объектной дихотомии – суть трансперсонального опыта.
Трансперсональное, означающее надличностную сущность сознания человека, коррелирует с метафизическим – надматериальной сущностью бытия. Поэзия, на наш взгляд, – один из способов выражения как надличностного переживания, содержание которого не соотносимо с общечеловеческим опытом и лежит за границами сознания, так и метафизического осмысления действительности. Метафизическое имманентно поэзии, оно «подобно таким чертам стихотворной речи, как музыкальность, метафоричность и лаконизм», а поэтическое в свою очередь «проявляло себя в ритуальных и сакральных действиях (по своей сути метафизических)» [3, с. 126].
Метафизическая поэзия – «часть философской поэзии, которая выходит за пределы “физического” познания мира и связана с умозрительными поисками сущего, открытием нематериальных источников бытия», а также «поэзия, отчасти исповедующая духовные принципы той или иной религии» [3, с. 124]. Е.А. Иконникова считает, что в русской литературе метафизическая поэзия имеет место в творчестве Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, Е.А. Баратынского, а также в поэзии символистов (на основе тенденции обращения к запредельным, неземным темам).
Поэтические образы Ф.И. Тютчева, раскрывающие «мир души ночной», жаждущий слиться с беспредельным, переживание приобщения «я» к иррациональной основе бытия, выступающей в образах бездны, хаоса, а также мгновения экстатического слияния с мирозданием («Все во мне, и я во всем!» [6, с. 72-73]), входят в поэтическую тему единства человека с абсолютным, трансцендентным миром, постижения истинной сущности «я».
В произведениях символистов, в основе художественной системы которых были установка на созерцание скрытого смысла явлений, представление о мистическом характере искусства, метафизическое проявилось в тематическом и образном воплощении идеи запредельного. Герой «Стихов о Прекрасной Даме» А.А. Блока «прозревает» в обыденной действительности мир невидимый, скрытый, но интуитивно постигаемый. Мистическая встреча с Прекрасной Дамой – земным воплощением Вечной Женственности – есть их соединение. Герой чувствует гармонию с бытием всего существующего («Мне все равно – вселенная во мне»). Заключительная строфа стихотворения «Все бытие и сущее согласно…»: «Я здесь в конце, исполненный прозренья, / Я перешел граничную черту. / Я только жду условного виденья, / Чтоб отлететь в иную пустоту» [1, с. 28] – являет состояние сверхличностного переживания, преодоления индивидуального «я», мистическое проникновение в тайны бытия.
По нашему мнению, метафизическое – значимая составляющая поэтической системы О.Э. Мандельштама, актуальная для понимания сущности человека и бытия. В стихотворении «Раковина» две ситуации: исходная – состояние разобщенности «я» и мира, выраженное в образах мировой пучины и отвергнутой ею раковины; потенциальная – воссоединение человеческого духа со своей первоосновой, возвращение к изначальной целостности (наполнение стен «хрупкой раковины» «туманом, ветром и дождем…» [4, с. 25]). Мотив возвращения к истоку («Останься пеной, Афродита, / И, слово, в музыку вернись…» [4, с. 18]) – по сути метафизический мотив – соединяясь с темой творчества, приобретает дополнительный смысл. В «Silentium», например, первооснове бытия в ее синкретическом состоянии, являющейся залогом «ненарушаемой связи» «всего живого» (в частности музыки и слова), соответствует творческая «первоначальная немота» [4, с. 18]. Само творчество, в сущности, метафизично – «И, несозданный мир лелея, / Я забыл ненужное "я"» [4, с. 24] («Отчего душа так певуча…»).
Мы считаем, что творчество современного поэта, члена Союза писателей России И.А. Файнфельда продолжает традиции метафизической поэзии, так как художественно-философская система его творчества основывается на «духовном исповедании идеи запредельного» [3, с. 128], опирается на философскую категорию метафизического, обладающую эстетической и художественной явленностью. Ориентация на философско-религиозное познание проявляется в поэтической системе образов, в которую входят: Бог и человек, жизнь и смерть, время и пространство, сон и явь, слово и молчание. Именно мотив молчания и слова позволяет обнаружить определенную интертекстуальную связь между стихотворениями И.А. Файнфельда и классиков русской поэзии.
Молчание как экзистенциальная тема впервые стало объектом внимания в поэзии романтизма. К сфере невыразимого в стихотворении В.А. Жуковского «Невыразимое» относятся два аспекта человечности – память (воспоминание «О милом радостном и скорбном старины…») и метафизическое («сие присутствие создателя в созданье»), при выражении которых «лишь молчание понятно говорит» [2, с. 92].
В стихотворении Ф.И. Тютчева «Silentium!» – метафорическом описании внутреннего, духовного мира, уподобленного Вселенной, молчание – та экзистенциальная категория, без которой невозможна подлинная жизнь, оно относится к глубочайшей душевной тайне, к тому, что должно остаться неизреченным и противопоставляется слову-лжи. Отсюда призыв к углублению в сферу духовной жизни, тотальной изоляции от внешнего мира.
Молчание в стихотворении «Я жду призыва, ищу ответа…»[1, с. 31] А.А. Блока как один из образов мистического пейзажа («земля в молчаньи», «с ночного неба», «с полей дремотных») тесно связано с мотивом тайны («Ночную тайну разрушит слово…») встречи («мнятся тайны грядущей встречи…»). Странно длящееся молчание земли оттеняет ситуацию ожидания героем «призыва», однако оно остается единственным «ответом» на его «воззванье». Молчание – залог сохранения «ночной тайны» от разрушения словом.
Бытие в «Silentium» О.Э. Мандельштама предстает как синкретическое, недуальное состояние всех явлений до воплощения, до «рождения» («…всего живого // Ненарушаемая связь»). Молчание по своему внутреннему масштабу тождественно онтологической основе мироздания; оно – своеобразный фундамент мирового бытия и изначальный первоисточник сознания человека.
В творчестве И.А. Файнфельда молчание и слово – один из наиболее разрабатываемых и не всегда однозначных по смыслу философско-поэтических мотивов. В большей степени это относится к теме слова. Например, слово как препятствие для выражения мысли, которая «упирается в слова – / В стену гудящего бетона…» [7, с. 27]. Жест как наиболее первичный («в глубины спрятанный веками») и верный язык «встает над мертвыми словами» [7, с. 27]. И слово как некая преобразующая, созидающая энергия: «Батрак, и раб, и властелин – / Со словом выйду из глубин, / Со словом выйду из миров / В единство слитых полюсов…» [7, с. 28]. Слова, в «недоступных стремнинах» которых «оживают глубины / Летящих веков» [7, с. 29], получают метафизическое осмысление.
Молчание в художественной концепции поэта также иррационально, оно обладает собственным бытием: «Я вижу, как живет молчанье, / Я чувствую: оно полно / Каким-то странным обещаньем – / Родиться чуду суждено…» [7, с. 29]. Появляется образ «азбуки молчания», необходимой для того, «Чтоб бездн живых предначертанье / В своих глубинах созерцать» [10, с. 46].
В стихотворениях «Мысль изреченная – не ложь…» [7, с. 25] (поэтический антитезис тютчевского афоризма) и «В словах молчанье сохрани…» [7, с. 27] выражена идея синтеза молчания и слова, осмысливаемых в абсолютных категориях вечности, истинности. В метафоре «говорящего» молчания поэтический контраст молчания и слова максимально проявляется, и в ней же происходит его максимальное преодоление. Реализуется взаимный кругооборот: молчание – слово – молчание («Слова даны, чтоб заменить / Одно молчанье на другое…»), т.е. слово вовлечено в молчание, а молчание, в то же время, имманентно слову («В словах молчанье сохрани: / Молчанье вечности сродни. / Себя в молчанье переплавь / И говорить его заставь»).
Основная мысль в обоих текстах сводится к тому, что и молчание приравнено к вечности («молчанье вечности сродни»), и слово, или «мысль изреченная» – «лишь часть того молчанья, / К которому в конце придешь, / Забыв и радость и отчаянье» – молчания как праосновы всего («безмолвие вечно живое» [8, с. 26]). Отрицая тезис Ф.И. Тютчева о лживости «мысли изреченной», используемый для аргументации призыва к жизни во внутреннем мире, И.А. Файнфельд выражает целостное представление о молчании и слове. И в этом он близок, на наш взгляд, к идее «первоосновы жизни», «ненарушаемой связи всего живого» О.Э. Мандельштама. Объединяющим также является пафос единства.
Метафизическая проблематика поэзии И.А. Файнфельда обусловлена тематикой стихотворений, основу которой составляют размышления о жизни и смерти, времени и пространстве, человеке и Боге.
Человеческая жизнь развивается в двух потоках: 1) Биографическое время, которое конечно – «Вроде не был зеленый, – / Вот и желтый уже…» [7, с. 8]; «… Чтобы дней поседевших остаток / Не казался бессмысленно краток, / С двух сторон зажигаю свечу» [7, с. 15]. Поэтому закономерно, что поэт желает «Узреть в отпущенные сроки / В пейзажах собственной души / Единства сущего истоки / Над одиночеством вершин» [7, с. 18]. 2) Сакральное время, не ограничиваемое сроками земной жизни:«Живым дождем вольемся в вечность / И будем ждать рожденья час, / Когда людская бесконечность / Опять решит увидеть нас» [7, с. 20]; «Жизнь – миг. / Но вечно длятся роды / Ползущих к истине пород!» [9, с. 8]; «Пусть кратка земная дорога, / Но вечны иные пути. / Чтоб Солнцем грядущим взойти, / Бессмертие ждет у порога!» [10, с. 17]; «В одних мирах моя судьба остынет, / В других родится оттиск ко всему» [10, с. 68]. Антитеза «миг – вечность» подчеркивает контраст между традиционным и метафизическим осмыслением феномена жизни.
Особенность темы человека в поэзии И.А. Файнфельда определяется идеей его подлинного рождения – рождения его духовного сознания: « - Ты в Духе родись / Для бессмертных времен…», «Рожден ты от плоти, / Рожден от земли, / Но это еще не рожденье, / Пока в тебе Духа / Ростки не взошли, / Сокрыто в тебе постиженье» [10, с. 19]. Родившись духовно, человек обретает и истинное рождение, и бессмертие (метафизическое).
В человеке, исходя из художественной концепции поэта, соединяются земное и небесное (духовное) начала: «В одной глазнице шар земной, / В другой восторг осуществленья. / Земной я? Верно, я – земной, / Но для небесного прозренья!» [8, с. 4]. Как создание Бога он наделен способностью творить себя и свою вселенную: «Не звезды утром в небе гаснут – / Мне откровенье шлет Отец / И открывает мир прекрасный, / Где я – творенье и творец!» [9, с. 15]; «Я растворен и я рожден в пустыне, / Все сам творю по духу своему…» [10, с. 68]. Сотворение самого себя человеком – синоним познания своей духовной сущности, которою он обладает, но не осознает.
Смерть в понимании поэта – не столько прекращение земной жизни, сколько гибель обыденного, ограниченного внешним миром сознания и его «переход» в качественно иное состояние. В стихотворении «Поэт, не жди живой награды…» автор призывает – «… Но три стиха за жизнь сложи – / Рожденье, Смерть и Просветленье!» [10, с. 49]. Смерть, взятая во внимании к идее духовного рождения человека, становится даже необходимой для трансформации сознания: «Как проломиться сквозь тщету, / Сквозь постижений пустоту, / Чтоб запредельность обрести / И в смерть души живым войти?» [8, с. 16]. «Смерть души» – это гибель именно того «персонального», земного сознания, для которого характерно дуальное представление о жизни и смерти.
Художественное время в поэзии И.А. Файнфельда, в соответствии с концепцией сакрального времени жизни, имеет тенденцию к расширению до вечности, начиная со времени сотворения мира Богом: «Творец зажег свою лампаду, / Персты на голову кладет, / Ни рая нет еще, ни ада, / И Еву змей в саду не ждет» [10, с. 5]; «У истока времен, / Когда Бог сотворил наши души, / Знаю – было тепло, / Знаю – мыслил о жизни Творец» [10, с. 6]; «Я был с Творцом наедине / До всех времен и расстояний» [9, с. 4].
Художественное пространство также лишено каких-либо физических ограничений, оно тяготеет к расширению до охвата вселенной: «Планета треснувшим яйцом / Дымится на столе у Бога…» [10, с. 57]; «Посреди пустоты материк золотой, – / Сердцевина дышащей Вселенной…» [10, с. 66]. Иногда пространство инверсируется во внутренний мир: «Все глубже и глубже в себя погружаясь, / Окрестного мира в глубинах касаясь…» [10, с. 72]; «Бушуют во мне океаны / И реки текут, / Извергаются в бездну вулканы / И птицы поют» [10 с. 69]. Время и пространство, утрачивая границы, сливаются: «И время с пространством / В единственной точке сливалось, / И видел я бездну вне всяких пространств и времен…» [10, с. 84]. Пространственно-временной континуум превосходит параметры материального бытия. Трансперсональное переживание сопровождается метафизическим постижением мира. В связи с этим отметим, что в метафизической поэзии объектами художественного изображения являются как выход за пределы «физического» познания мира, так и приближение к трансцендентной основе внутреннего «я» человека.
Экзистенциальный мотив молчания и слова позволяет соотнести поэзию И.А. Файнфельда с классическими образцами русской поэзии и установить интертекстуальную связь между ними. Мы попытались доказать, что творчество И.А. Файнфельда наследует традиции метафизической поэзии на основании «духовного исповедания идеи запредельного», ее художественно-эстетического воплощения. Образные константы, особенности художественного времени и пространства, интеллектуальный или интуитивный выход за пределы «физического» мира обусловливают метафизическую проблематику поэзии И.А. Файнфельда.
Литература
1. Блок А.А. Стихотворения. Поэмы. Воспоминания современников. М.: Правда, 1989. 592 с.
2. Жуковский В.А. «Все необъятное в единый вздох теснится…»: Избранная лирика. – М.: Моск. рабочий, 1986. – С. 92.
3. Иконникова Е.А. Теоретические аспекты метафизического в поэзии // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2005. № 2(6). С. 123-128. URL: http://www.eastjournal.ru/journalm.htm (дата обращения: 15.12.2011).
4. Мандельштам О.Э. Нашедший подкову: Стихотворения. СПб.: Азбука-классика, 2005. 256 с.
5. Сандберг Н., Кетцер К. Трансперсональная психология (I) // Психологическая энциклопедия. 2-е изд. / Под ред. Р. Корсини, А. Ауэрбаха. СПб.: Питер, 2006. С. 925.
6. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Хабаровск, Кн. изд., 1982. 256 с.
7. Файнфельд И.А. Слово. Стихи. Амурск.отдел. Хабаровского книжного издательства, Благовещенск, 1988. 31 с.
8. Файнфельд И.А. И сон, и явь, и миражи… Стихи / Под редакцией Л. Завальнюка. Благовещенск: Издательство «Амурская правда», 1989. 31 с.
9. Файнфельд И.А. Душа с небес не возвратится… Стихи / Под редакцией Л. Завальнюка. Благовещенск: ИКФ «Восток», 1990. 24 с.
10. Файнфельд И.А. Рука, сжимающая бездну. Книга стихов. М.: Компания Спутник +, 2008. 98 с.
Дмитриева Е.В. Статья // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия: Филологические науки, 2013. № 1. С 140-144
- Просмотров: 4302